— Это как раз понятно. Одно дело судить простолюдинку, другое — леди.
— Не перебивай. Я, такая-то девица, обличена в колдовстве, но вину свою отрицаю. Поэтому назначается Божий суд. Срок Божьего суда виноватая пожелала отсчитывать с завтрашнего дня. Представляешь, я им и слова сказать не успела!
— Ты не успела? Не представляю!
— Да ну тебя! Отвели в темницу, отобрали штаны, куртку, дали этот балахон. У меня в куртке ножик спрятан был. Они как его нашли, позвали кузнеца и заковали в кандалы. Но кормили хорошо. Картофельный суп, а в нём мясо. Два раза в день. А на восьмой день дождь пошёл.
— Кого заковали? Кузнеца?
— Тебе бы только шутить. А знаешь, какой ножик был! Как кинжал! Ой!
Ой — это потому, что напильник сорвался и пилюкнул ей по ноге.
— А почему тебя так рано сжечь хотели? Полагается ведь за два часа до заката.
— Не знаю. Так магистр приказал. И гонцов по деревням не посылали. Обычно посылают. Поэтому и ждут до вечера, чтоб народ собраться успел.
Выходит, процесс шёл с нарушением процессуальных норм. Даже по их законам. Почему они так торопились?
— А ты хотела бы получить назад свои земли?
— Не знаю. Но магистра я точно убью! Он… Для него люди — как дрова. Нужны дрова — от дождя укрывает. А потом в печку кинул — и забыл. Как и не было.
— Ты не обманываешь, что он за тебя срок назначил?
— Что я, совсем глупая? Дождя ведь четыре дня не было. Я бы дождалась дождя, и со следующего дня…
— Тогда, может, не всё потеряно. Подумать надо.
— Ты поможешь мне магистра убить?
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
Последний браслет наконец разваливается на две половинки. Женщины, конечно, любят приуменьшать возраст, но ей-то зачем?
— Посмотри мне в глаза.
— Ну… через два месяца будет.
Кто сказал, что акселерацию изобрели в двадцатом веке?
— И в кого ты такая кровожадная?
— В дедушку, — стягивает с напильника рукоятку, взвешивает на ладошке и с разворота запускает в столб.
Смотрю на столб — напильник торчит под прямым углом, а до столба больше десяти метров. Смотрю на неё. Сосредоточенно зализывает на ладошке сорванную мозоль. Всё понял, чешуйчатый? Скоро эта амазонка будет выгуливать тебя на поводке.
— Мастер Дракон, а когда драконы ужинают?
Началось! Боже, за что мне такое наказание? Ну почему я не отнёс её к Титу Болтуну?
— Ты умеешь разводить огонь?
— У меня огнива нет.
Мясо добыл я. Молоденького лося. Соль есть. Каменная. Я её лизал, но Лире об этом говорить не буду. Пусть думает на лосей. Ведро взял из мастерской. Ручей — вот он. Костёр сложила Лира. Остаётся найти коробок спичек. Или зажигалку. Или сварочный пистолет. На худой конец сошёл бы папуас из Австралии. Сижу, думаю, задумчиво обгрызаю берёзовое полешко.
— Я думала, ты сейчас огнём дунешь, и всё.
— Индюк тоже думал, да в суп попал…
— А кто такой сэр Индюк?
— Сэр Индюк очень похож на сэра Петуха, но вкуснее и супа из него больше получается.
— Я есть хочу, а тебе только бы посмеяться.
— Будем добывать огонь трением. Нужна верёвка.
Недоверчиво смотрит на меня, потом поворачивается спиной, задирает платье и сматывает с талии кожаный ремешок.
— Такая подойдёт?
Расщепляю сухое полешко, формирую клыком в каждой половинке по лунке. Выбираю нетолстый сук попрямей, обламываю лишнее и заостряю концы. Матчасть готова. Кладу полешко на землю, прижимаю лапой. В лунку вставляю сук, накрываю второй половиной полена.
— Обмотай сук в два оборота и дёргай за концы туда-сюда.
Не может быть, чтоб папуас с такой работой один справлялся. Дым идёт вовсю, но у нас заняты две руки и четыре лапы. Наконец Лира ногами запихивает в лунку мох, обжигается, вопит, но держит. Дым сменяется язычками огня, которые тут же гаснут. Лира раздувает искорки и разводит костёр.
— Здорово! У нас в деревне никто так не умеет! А правда, что драконы всё на свете знают?
— Неправда. Драконы знают ровно половину всего на свете.
Тихий час после ужина. Лиру отправил стирать платье. Сам лежу на спине, грею брюшко в лучах заходящего солнца. Вернётся, посмотрю, хорошо ли умеет выделывать шкуры. Я совсем не умею. Один раз попробовал. Вся шерсть вылезла, кожа затвердела как фанера. При попытках согнуть ломалась. Так и не удалось сделать занавеску. Всю зиму ночевал в чулане. Там в любой мороз выше нуля, сама гора греет. Но — темно. Поэтому и назвал — чулан. Почему я такой ленивый? Жареное мясо в десять раз вкуснее берёзового полена. Суп — хуже: бульон неплохой, но чего-то не хватает. Морковку бы сюда, картошечки, бобов. И остыл к тому же, пока ложки делали. О ложках мы забыли.
— Ли-и-ра! Что вы в суп кладёте кроме мяса?
— Мы мясо только по праздникам кладём. А так картошку.
На-ша милая картошка-тошка-тошка-тошка. Пи-онерский идеал! Семейство паслёновых. Привезена в Европу из Америки. Сначала — картофельные бунты, потом — основной продукт питания. Всё помню! Нет, ошибка в логике. Я же не помню, чего не помню. Если взять бочку из мастерской, снять крышку, получится кастрюлька для меня. Только сначала насыпать туда сухого песка и камешков и покатать по берегу. Ржавчину удалить. Так раньше кольчуги чистили. То есть, сейчас чистят. Картошку будет Лира чистить. Готовить — женское дело. Нет, Лира эту кастрюльку за два дня не одолеет. Неважно. Молодую картошку чистить не надо, а до старой дело не дойдёт. На посев займу у Тита Болтуна. А кто поле пахать будет? Я вместо трактора? Нет уж, дудки… Несолидно. Раскорчевать помогу, но пусть сами сажают. У Тита жеребчик рыцарских кровей подрастает. Тяжеловоз, что ли. Как там Колумб? Ещё жив, или помер? Может, слетать, посмотреть? Познакомлю Лиру с живым Колумбом. В каком году помер Колумб?